Неточные совпадения
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша
спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней в
карете? Славная четверка с бубенчиками, и
на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
Что ж? умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я — как человек, зевающий
на бале, который не едет
спать только потому, что еще нет его
кареты. Но
карета готова… прощайте!..
Кузина твоя увлеклась по-своему, не покидая гостиной, а граф Милари добивался свести это
на большую дорогу — и говорят (это папа разболтал), что между ними бывали живые споры, что он брал ее за руку, а она не отнимала, у ней даже глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у
кареты и приемом при тетках, настаивал
на большей свободе, — звал в парк вдвоем, являлся в другие часы, когда тетки
спали или бывали в церкви, и, не успевая, не показывал глаз по неделе.
Он думал, что я шучу, но когда я ему наскоро сказал, в чем дело, он вспрыгнул от радости. Быть шафером
на тайной свадьбе, хлопотать, может,
попасть под следствие, и все это в маленьком городе без всяких рассеяний. Он тотчас обещал достать для меня
карету, четверку лошадей и бросился к комоду смотреть, есть ли чистый белый жилет.
Губернатор Рыхлевский ехал из собрания; в то время как его
карета двинулась, какой-то кучер с небольшими санками, зазевавшись,
попал между постромок двух коренных и двух передних лошадей. Из этого вышла минутная конфузия, не помешавшая Рыхлевскому преспокойно приехать домой.
На другой день губернатор спросил полицмейстера, знает ли он, чей кучер въехал ему в постромки и что его следует постращать.
Сели опять в ту же двухсестную
карету и поехали, и государь в этот день
на бале был, а Платов еще больший стакан кислярки выдушил и
спал крепким казачьим сном.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг, о счастливый день! мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я
спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали
карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились
на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
На крутом спуске мы все выходим из экипажей и иногда вперегонки бежим до моста, между тем как Василий и Яков, подтормозив колеса, с обеих сторон руками поддерживают
карету, как будто они в состоянии удержать ее, ежели бы она
упала.
—
Спят, мол; известно, мол, что им делать, как не
спать! ночью едем — в
карете спим, днем стоим —
на квартере
спим.
На полных рысях неслась вице-губернаторская
карета по главной Никольской улице,
на которой полицеймейстер распорядился, чтоб все фонари горели светлейшим образом, но потом — чего никак не ожидал полицеймейстер — вице-губернатор вдруг повернул в Дворянскую улицу, по которой ему вовсе не следовало ехать и которая поэтому была совершенно не освещена. В улице этой чуть-чуть не
попали им под дышло дрожки инспектора врачебной управы, тоже ладившие объехать лужу и державшиеся к сторонке.
Почти
на том же самом месте дороги, где часа два тому назад они настигли Эмиля, — он снова выскочил из-за дерева и с радостным криком
на губах, помахивая картузом над головою и подпрыгивая, бросился прямо к
карете, чуть-чуть не
попал под колеса и, не дожидаясь, чтобы лошади остановились, вскарабкался через закрытые дверцы — и так и впился в Санина.
Вся история, сколько помню, состояла в том, что где-то
на дороге у какой-то дамы в
карете сломалось дышло; мужики за это деревцо запросили двадцать рублей и без того не выпускали барыню вон из деревни. Дон-Кихот
попал на эту историю и сначала держал к мужикам внушительную речь, а потом, видя бессилие слов, вскочил в свой тарантас и закричал...
Я помню только, что при переправе через какую-то реку моя
карета и множество других остановились
на одном берегу, а
на другом дрались; вдруг позади нас началась стрельба, поднялся ужасный крик и вой; что-то поминутно свистело в воздухе; стекла моей
кареты разлетелись вдребезги, и лошади
попадали.
Таннер рассказывает как очевидец, что когда Феодор Алексеевич ездил куда-нибудь, то впереди
кареты бежали два скорохода, крича встречным в городе, чтобы они прятались, а
на поле или в другом месте, где спрятаться было негде, — чтобы
падали на землю… (см. Берха, «Царствование Феодора Алексеевича», ч. I, стр. 63).
Его взяли под руки и повели, и он покорно зашагал, поднимая плечи.
На дворе его сразу обвеяло весенним влажным воздухом, и под носиком стало мокро; несмотря
на ночь, оттепель стала еще сильнее, и откуда-то звонко
падали на камень частые веселые капли. И в ожидании, пока в черную без фонарей
карету влезали, стуча шашками и сгибаясь, жандармы, Янсон лениво водил пальцем под мокрым носом и поправлял плохо завязанный шарф.
Расчеты тети Сони
на действие свежего воздуха,
на перемещение в
карету нисколько не оправдались; затруднения только возросли. Верочка, лежа
на ее коленях, продолжала, правда, рыдать, по-прежнему вскрикивая поминутно: «Ай, мальчик! Мальчик!!» — но Зизи стала жаловаться
на судорогу в ноге, а Паф плакал, не закрывая рта, валился
на всех и говорил, что ему
спать хочется… Первым делом тети, как только приехали домой, было раздеть скорее детей и уложить их в постель. Но этим испытания ее не кончились.
Дверцы отворились, одна за другой с шумом
попадали ступеньки, зашумело женское платье, в затхлую
карету ворвался запах жасминных духов, быстрые ножки взбежали по ступенькам, и Анна Федоровна, задев полой распахнувшегося салопа по ноге графа, молча, но тяжело дыша, опустилась
на сиденье подле него.
Как только меньшой брат вошел в лес, он
напал на реку, переплыл ее и тут же
на берегу увидал медведицу. Она
спала. Он ухватил медвежат и побежал без оглядки
на гору. Только что добежал до верху — выходит ему навстречу народ, подвезли ему
карету, повезли в город и сделали царем.
Только по необыкновенно добрым глазам, робкому, озабоченному взгляду, который она мельком бросила, выходя из комнаты, можно было догадаться, что это была мать. Он закрыл глаза и, казалось,
спал, но слышал два раза, как били часы, как покашливал за стеной отец Сисой. И еще раз входила мать и минуту робко глядела
на него. Кто-то подъехал к крыльцу, как слышно, в
карете или в коляске. Вдруг стук, хлопнула дверь: вошел в спальню келейник.
Палтусов вошел
на Пречистенский бульвар, сел
на скамейку и смотрел вслед быстро удалявшейся
карете. Только ее глухой грохот и раздавался. Ни души не видно было кругом, кроме городового, дремавшего
на перекрестке. Истома и усталость от танцев приковывали Палтусова к скамье. Но ему не хотелось
спать. И хорошо, что так вышло!.. Ему жаль было Станицыну… Но не о ней стал он думать. Завтра надо действовать. Поскорей в Петербург — не дальше первой недели поста.
На другой день приказ — снаряжать в дорогу княгиню Варвару Михайловну. Отпускал к мужу в Мемель. Осенним вечером — а было темно, хоть глаз уколи —
карету подали. Княгиня прощалась со всеми, подошел старый князь — вся затряслась, чуть не
упала.
До Анны Ивановны оставалось несколько шагов. Из сеней ее дома
падал свет
на снег двора, и у калитки стояли сани и
кареты.
Самого себя, как свинью,
опалил, — однако случай такой:
на мягкой
карете не выедешь…
Молодой человек послушно взобрался
на подножку и скорее
упал, нежели сел в угол
кареты. За ним вошел его спутник и уселся рядом.
— Я разузнала все в Облонском. С деньгами можно заставить говорить прислугу. Десять дней тому назад князь внезапно выехал из имения, причем
карету попали к лесу. Ранее, наконец, одна из горничных княжеского дома, у которой было назначено с кем-то свидание в лесу, встретилась с князем, но успела от него спрятаться и увидала его с молоденькой и очень хорошенькой,
на вид благородной, не похожей
на крестьянку девушкой.
Солнце удалялось от полудня; лучи его уже косвеннее
падали на землю; тень дерев росла приметно, и жар ослабевал. Все расстались друзьями.
Карета, запряженная рыжими лошадками, тронулась; и опять, по правую сторону ее,
на высоком, тощем коне медленно двигался высокий офицер, будто вылитый вместе с ним.
Наконец час отъезда наступил. Мать и дочь сели в
карету и поехали по хорошо знакомой княжне Людмиле дороге. Князь встретил дорогих гостей
на крыльце своего дома. Он был несколько бледен. Это сразу заметили и княгиня и княжна. Да это было и немудрено, так как он не
спал почти целую ночь.
Вот как было дело. После обеда я легла
спать, готовилась к ночи… В половине девятого я послала за
каретой и поехала в Толмазов переулок. Туда был принесен мой костюм. Домбрович меня дожидался. Мы с ним немножко поболтали; он поправил мою куафюру
на греческий манер. В начале десятого мы уже были
на дворе нашей обители. Порядок был все тот же. Мы сейчас отослали извощика. Когда я посылаю Семена нанимать
карету, я ему говорю, чтоб он брал каждый раз нового извощика и
на разных биржах.
Сибирь, рудники,
пасть медведя, капе́ль горячего свинца
на темя — нет муки, нет казни, которую взбешенный Бирон не назначил бы Гросноту за его оплошность. Кучера, лакеи, все, что подходило к
карете, все, что могло приближаться к ней, обреклось его гневу. Он допытает, кто тайный домашний лазутчик его преступлений и обличитель их; он для этого поднимет землю, допросит утробу живых людей, расшевелит кости мертвых.
Старик Михайло
спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал
карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул
на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно-испуганное.